Когда двое влюбляются, формула счастья кажется такой простой – любить и принимать любовь. Но кто знает, какие незримые задачи возлагают влюбленные друг на друга? Выполнима ли эта миссия? Что питает любовь? И какова роль иллюзий в творческой и любовной жизни?
Обратимся за ответами к великому шведскому режиссеру Ингмару Бергману.
«Я буду любить тебя всё лето», — это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и — главное — куда дольше!
Марина Цветаева
Сон в летнюю ночь
Ингмар Бергман – величайший кинорежиссер в истории кино, при этом один из самых плодовитых – он снял около 70 картин. К этому стоит добавить его работы в качестве сценариста, драматурга, писателя и театрального режиссера.
Черпая вдохновение в истории своей жизни, Бергман также виртуозно сочинял небылицы, переплетая в своих картинах чувственный опыт и фантазии.
– Для меня фильм – это спланированная до мельчайших деталей иллюзия… сон, греза, – пишет Бергман в мемуарах «Laterna magica».
– Ни один художник не терпит действительности, – подтверждает Ницше.
– Это верно, – развивает мысль Камю, – но верно и то, что ни один художник не может без нее обойтись.
Подлинные высказывания трех фигур сплетаются в вымышленный диалог.
Фильм как сон, сон как фильм, место для грез.
На поиски рая или этот смутный объект желания
В 1953 году 35-летний Бергман снимает фильм «Лето с Моникой», красивую историю первой любви.
17-летняя Моника (Харриет Андерссон) и 18-летний Гарри (Ларс Экборг) убегают из дома, прочь от серых будней, домашних неурядиц и рабочих обязанностей. Летние месяцы они проводят на острове как дикари, наслаждаясь друг другом, своей беззаботностью и свободой. Они живут так, словно за пределами их острова ничего не происходит. Иллюзия всемогущества питает ощущение того, что у них есть все необходимое, что никто и ничто не может им помешать. О, дивный новый мир!
Однако вторжения не избежать – реальность постепенно начинает напоминать о себе. И лето угрожает своим окончанием.
Такие испытания свойственны любой истории любви. За медовым месяцем, когда объект любви видится лишь частично (если видится вообще), приходит время более целостного узнавания. Оно помогает паре построить реалистичные и крепкие отношения. Так, расставаясь с частью сладостных иллюзий, кому-то удается сохранить любовь. Но не героям фильма. В чем же причина?
Любовь как попытка исцеления
Попробуем разобраться в том, что предшествует встрече наших героев.
Моника
Моника живет в довольно бедной семье, где каждый должен трудиться. Каждый, кроме самых маленьких – младших братьев и сестер Моники. Их радости просты и пока доступны – мамина забота, шалости во дворе, сладкий пирог, принесенный отцом…
Взрослеющая же Моника, похоже, все острее чувствует нехватку. За внешним образом соблазнительной молодой женщины проявляется требовательный капризный ребенок, которому почти невозможно угодить.
«У некоторых такая красивая жизнь. Большие дома, все их любят. Они только и делают, что катаются на красивых машинах в клубы и на танцы», – сокрушается Моника. Она делит мир на две части. Одна часть идеализируется – это те, кто любим и имеет все, другая же часть напрочь лишена ценности. За мечтой Моники иметь много красивых платьев мы можем увидеть не только желание быть красивой и нравиться другим, но и глубокую потребность ощутить собственную ценность и понравиться самой себе.
В фильме много сцен, где Моника подходит к зеркалу, словно хочет получить от него образ самой себя. Какой она видела себя в своем первом зеркале, в глазах матери? Какой она хочет увидеть себя в глазах Гарри?
Забегая вперед, мы можем лучше понять причину глубочайшего разочарования и отчаяния Моники, когда она вместо своего прекрасного отражения получает от Гарри ребенка. Пеленки вместо чулок и платьев.
Гарри
Гарри – грустный, витающий в облаках юноша. Он вечно получает упреки от своего начальника. Похоже, что быть виноватым для него привычное дело.
Когда Гарри было 8 лет, он потерял мать. А его отец после этой трагедии замкнулся и отстранился от мальчика. Так, окруженный молчанием отца и его слепотой, физической и душевной, Гарри и рос. Погруженный в отчуждение, он нуждается во внимании и близости куда больше, чем в свободе.
Сам Бергман, вспоминая о своем отце, рассказывает, что их отношения были прохладными, отец был всегда держался на дистанции. От того свобода мальчика приобретала привкус ненужности.
И вот происходит встреча наших героев. Их пробуждающиеся эротические желания включаются в игру, объятья смыкаются. Смогут ли они поддержать друг друга в момент крушения летних иллюзий?
Но как можно думать о крушении, когда любовная лодка отталкивается от берега и устремляется вперед, к новой земле, когда на корме обворожительная Моника, указывает путь.
Впереди их ждут три месяца для реванша. Для того чтобы получить долгожданное счастье после всех лишений и одиночества.
Лето с сюрпризом. Пожар на любовной лодке.
«Лето — это всего лишь невыполненное обещание весны, подделка вместо тех тёплых блаженных ночей, о которых мечтаешь в апреле», предостерегает Фицджеральд со страниц своего романа «По ту сторону рая».
Но наши герои, как это свойственно подросткам, оставили все предостережения взрослых далеко позади.
В окружении природы, согретые летним солнцем, Гарри и Моника резвятся, кричат, подтверждая свою идею о том, что в городе они были лишены чего-то важного, а здесь, на райском острове – обрели. Теперь они могут иметь «все». Здесь Монике не нужны никакие платья. Ощущая слитность с Гарри и природой, она чувствует себя раскрепощённой, сильной и значимой.
И вдруг заклинание Моники «только я и ты» теряет волшебную силу. Пара узнает о том, что Моника беременна.
Чем обернется эта беременность для юных героев? Какие изменения в жизни она им сулит? Будет ли она переживаться как триумф и способствовать психическому взрослению каждого из них, или усилит неразрешенные конфликты?
Моника до поры до времени предпочитает отрицать произошедшее – на предложение Гарри вернуться и подготовиться к рождению ребенка – пожениться, устроиться на работу – она отвечает, что хочет одного – «чтобы лето продолжалась». Но это уже не в их власти.
Словно разыгрывая перед нами бессознательную фантазию Моники о вторжении в ее тело, в ее лето, в ее лодку, появляется бывший парень и организует поджег.
А что мы можем сказать о чувствах Гарри? Он терпелив и покорен. Страх очередной потери делает его мазохистичным. Но Моника не разделяет его картину идеального будущего, где он много работает и обеспечивает семью всем необходимым. Ни сейчас, на острове, ни потом, когда ребенок уже родится, и Гарри рьяно приступит к ее воплощению.
Перспектива зависимости от другого внушает Монике страх и замещается безграничной требовательностью. Она не ценит того, что Гарри делает «для семьи», она нуждается в том, чтобы получить для себя. Сильное чувство зависти мешает ей испытывать благодарность к мужу и его тетке, которая оказывает значимую помощь молодой паре. Надежды Моники жить «другой» жизнью разрушены.
Оставив ребенка, Моника повторяет побег из родительского дома, где слишком много детей. Она вновь отправляется на поиски иллюзорного дома, где она сможет быть любимым и единственным ребенком, полагая, что только так она сможет обрести себя.
Под вывеской конторы Форберга, там же, где все и начиналось, мы прощаемся с Гарри, сохраняя надежду на то, что его способность вспоминать и грустить об уходе Моники, позволит ему пережить потери и стать хорошим отцом для девочки.
Иллюзии как неотъемлемая часть искусства
«Сколько барахла… И все ржавое, ломаное… За все 25 крон»… Слышим мы в финальных сценах фильма… Все, что когда-то было дорого сердцу, вдруг чахнет и тускнеет … Не это ли судьба иллюзий?
Можно ли сказать это о хрупком мире кино?
В своих дневниках Бергман так описывает процесс создания фильма «Лето с Моникой»:
«Жили мы в Клоккаргорден на острове Урне, каждое утро отправляясь в рыбацких лодках на экзотическую группу островов во внешних шхерах…
Я тут же впал в беззаботную эйфорию. Профессиональные, экономические и супружеские проблемы скрылись за горизонтом…
Работе в кино сопутствуют сильные эротические переживания. Ничем не сдерживаемая близость к актерам, полнейшее взаимное обнажение. Интимность, преданность, зависимость, нежность, доверие и доверчивость перед магическим глазом камеры создают теплое, возможно иллюзорное, чувство надежности. Напряжение, расслабление, совместное дыхание, моменты триумфа, моменты спада. Атмосфера заряжена эротизмом, сопротивление бесполезно. Прошли годы, прежде чем я уяснил себе, что в один прекрасный день камера остановится, софиты погаснут».
Мир Моники – мир иллюзорного, мир кино. Девичья капризность сравнима с «капризами» режиссера – только он знает каким должен быть его фильм. Окружающим остается следовать заданным ролям. На короткий миг игра воображения захватит всех, позволит забыть обо всем.
Но, когда софиты погаснут и камера остановится, все, даже режиссер, будут оставлены прекрасной и неуловимой Моникой. Оставлены с новорожденным на руках, с приятными воспоминаниями и глубоким чувством печали…
Так какова же может быть пропорция иллюзий для построения творческих и одновременно реалистичных отношений с миром?
Бергман предлагает нам свой идеальный рецепт – 1 к 4, где лето он отдает Монике.
